От редакции. О том, что в Областной клинической больнице в течение трех лет действует программа трансплантологии, писали уже не раз.
Реализация программы и 68 проведенных операций, с низкой летальностью, 40 запланированных операций на 2018-й год – это огромный труд и огромные риски, это ответственность министра здравоохранения РО Т.Ю. Быковской и главврача РОКБ В.Л. Коробка, это решение губернатора В.Ю. Голубева продолжать финансирование программы.
Но обо всем этом и о том, «кому спасибо», мы сегодня рассказывать не будем. Поговорим о том, что за всем этим стоит – фактически и эмоционально. Так сказать, самый верхний срез.
Пересадка сердца – не самая сложная операция в трансплантологии
Самая сложная – пересадка правой доли родственной печени. Именно такая операция была успешно выполнена первой в истории ростовской трансплантологии. А потом их было еще несколько…
Вячеслав Леонидович Коробка, главный врач Ростовской областной клинической больницы (40 операций по трансплантации органов):
– Трансплантация правой доли родственной печени довольно долго в мировой практике трансплантологии была самой сложной и самой рискованной. Самой сложной она остается и поныне. Значительно проще провести операцию по пересадке целой печени. Если говорить коротко и примитивно, чтобы каждый понял: это связано с определенным строением органа и с тем, что при пересадке правой доли печени требуется сшивать гораздо больше сосудов, их диаметр меньше, технически это сложнее; есть и другие существенные нюансы. Довольно большому риску подвергается и донор – родственник, который отдает долю печени; для него операция чревата кровотечением, рядом осложнений.
Многие хирурги мира пытались разработать свои технологии этой операции, усовершенствовать их. Не получалось. Оптимальную технологию, которой сегодня пользуется весь мир, разработал российский хирург Сергей Владимирович Готье.
Он не мог не понимать, что совершил прорыв в трансплантологии, однако никакого шума из этого не устроил. Просто на одной из международных конференций сделал доклад, подтвердив его уже наработанным материалом. Доклад произвел фурор. В тот день имя С.В.
Готье вошло в историю мировой трансплантологии.
Когда у С.В. Готье случился юбилей, в Москву поздравить его прилетели (без всяких приглашений) многие лучшие хирурги мира».
Вторую операцию по пересадке сердца в нашей РОКБ делал (и, надеюсь, сделает их еще немало) Михаил Юрьевич Кострыкин, зам. главврача по хирургии, сердечно-сосудистый хирург.
Как он шел к этому? Как мы все шли к операциям по трансплантологии? В течение последних, наверное, двух лет у Михаила Юрьевича было множество командировок – в лучшие клиники России и зарубежья. Это серьезная учеба.
Он изучал технологии операций по трансплантации сердца, стоял за спиной хирурга, ассистировал, участвовал в пред- и послеоперационном анализе состояния пациента, в обсуждении хода операции.
Не каждый хирург мирового уровня готов делиться своими секретами со всеми, кто приезжает к нему на учебу, на стажировку; у нас сложились дружеские отношения с лучшими специалистами России, и это, наверное, говорит о том, что они оценили наши профессиональные и человеческие, личностные качества.
Большую помощь оказал Кирилл Олегович Барбухатти, который сегодня входит в число лучших хирургов страны. (К.О. Барбухатти – зав. кардиохирургическим отделением № 2 Краснодарской краевой клинической больницы № 1 им. проф. Очаповского – прим. ред.).
Михаил Юрьевич многократно был в этой клинике, смотрел операции по трансплантации сердца.
Первую операцию по пересадке сердца в нашей больнице сделал К.О. Барбухатти; так принято: первую операцию всегда во всех лечебных учреждениях делает признанный специалист; зачем рисковать? Мы все, конечно, были в операционной; Михаил Юрьевич ассистировал; все понимали: вторую пересадку сердца и последующие будет делать Кострыкин. Он сделал ее не менее успешно.
Безусловно, все это произошло благодаря многолетней работе проф. А.А. Дюжикова, под руководством которого сформировались коллектив кардиоцентра Ростовской областной клинической больницы, ростовская школа кардиохирургии и тесные контакты со многими клиниками нашей страны.»
Михаил Юрьевич Кострыкин, заместитель главного врача РОКБ по хирургии (28 операций по трансплантации органов):
– Как изначально и предполагалось, вторую операцию мы провели своими силами; никто, стоя за спиной, не страховал. Конечно, все готовились. Но и перед операцией, и даже прежде, чем идти в операционную, неоднократно созванивались с Кириллом Олеговичем, обсуждали пациента, возможные варианты и нюансы, консультировались. Вообще неправильно отказываться от чьего-либо совета и помощи, если такая возможность есть. Обе операции прошли штатно. Пациенты выписаны в декабре, до Нового года, оба хорошо себя чувствуют и сами оценивают, насколько кардинально изменилось их самочувствие. Пациенты – люди достаточно молодые: одному 33 года, другому – 39 лет, у обоих семьи, дети, и вся жизнь впереди. Если бы не эти операции, – шансы прожить больше года у них были крайне невысоки. Альтернативы операции не было. Сегодня мы считаем, что самые большие проблемы у них позади.
Конечно, и эти пациенты, и другие, перенесшие операцию по трансплантации того или иного органа, находятся под нашим постоянным наблюдением; они регулярно появляются у нас для плановых контрольных лабораторных исследований.
Им проводится иммуносупрессивная терапия с целью подавления и профилактики реакций отторжения трансплантированного органа. Эти препараты им предстоит принимать всю жизнь, но со временем режим дозировки меняется в сторону уменьшения.
Контакт с нами у пациентов круглосуточный – они связываются с нами в том числе и по медицинским проблемам, совершенно не связанным с проведенной операцией; лучше перестраховаться.
– Какие нервы нужно иметь. Я смотрю на Вячеслава Леонидовича – он очень спокойный человек, смотрю на вас – вы тоже спокойный, оба говорите тихо-размеренно; понимаю, может быть, вы заставляете себя такими быть, потому что если себя отпустить, можно вообще дойти до трясучки…
– Основной этап операции по пересадке сердца длится от 1,5 до 3-х часов; всего, с учетом подготовительного и заключительного этапов, – порядка 5-6 часов. Очень важно, что это коллективный труд.
При пересадке сердца всегда существует довольно жесткий лимит времени, и с целью его экономии мы логистически тщательно выстраиваем работу на всех этапах. За все, что происходит в операционной, отвечает оперирующий хирург.
Одновременно с ним работает бригада порядка 10-15 человек, иногда чуть больше.
Если оперирующий хирург не контролирует свои эмоции, он не сможет контролировать все, что происходит в операционной, а ситуация может меняться в течение операции; не всегда все идет штатно, ты должен быть максимально собран, чтобы в случае неожиданности адекватно и быстро отреагировать, принять правильные решения.
У нас все проходило штатно. По операциям по трансплантологии у нас в больнице низкая летальность, а за 2017-й год потерь не было вообще.
Это не говорит о том, что мы работаем лучше других наших коллег. Может быть, сказывается то, что мы более тщательно отбираем пациентов и доноров, боимся ошибиться. И у нас пока меньше, чем в других клиниках, операций по трансплантации органов. Что будет дальше – жизнь покажет.
К тому же, повторюсь: важна командная работа. У нас за последние годы соответствующее обучение прошли, и неоднократно, более 100 специалистов. Программы по трансплантологии начинали во многих клиниках страны, а потом все это угасало – что-то шло не так.
Возможно, не складывалась команда.
…Не могу сказать, что сильно нервничал. План операции и последовательность действий неоднократно продумывал. Специфика еще в том, что каждое действие, совершаемое при этой операции, – наша повседневная работа. Просто нужно эти действия сложить в определенной последовательности, чтобы получилась другая операция – пересадка сердца.
– Вячеслав Леонидович говорил о том, что важны человеческие отношения с теми, у кого учишься. Но можно ведь просто смотреть…
– Многие готовы делиться знаниями, но человеческий, дружеский профессиональный разговор строится совершенно по-другому, идет обсуждение именно нюансов, человек не постесняется рассказать о сложностях, нестандартных ситуациях, когда что-то пошло не так, не по планируемому сценарию, и приходилось предпринимать нестандартные действия, причем довольно быстро. Не каждому расскажешь об этом, как и о своих ошибках.
Между тем, такие разговоры очень важны, и все это понимают. Кстати, в последние годы даже проводятся конференции, международные и российские, с этой специфической тематикой и соответствующими названиями, например, «Мои кошмары в хирургии».
Речь идет о нестандартных ситуациях с крайне тяжелыми больными, о нестандартных решениях и даже о тех случаях, когда все закончилось негативно.
Каждый, кто имеет такой печальный опыт, потом неоднократно анализирует ситуацию, спрашивает себя: повторись все, что надо было бы сделать? И такие ситуации полезнее обсуждать в профессиональном кругу. Это болезненная тема, и редко кто готов публично обсуждать это. Поэтому практикуются и другие варианты.
На конгрессах кардиоторакальных хирургов один из разделов посвящают именно нестандартным ситуациям. Известным хирургам предлагается условная нестандартная ситуация, они ее обсуждают, высказывают разные взгляды, спорят.
…О том, как надо делать, написано много монографий. А вот как делать, если что-то пошло не по плану, – такой разговор возможен, если отношения между коллегами доверительные.
…Трансплантология – не всегда процесс прогнозируемый, все зависит от большого количества факторов. Это всегда экстренные операции, часто за пределами рабочего дня, в любое время суток; практически всегда все мы меняем свои планы.
Когда мы летали в Москву, чтобы увидеть эти операции, поучаствовать в них, неоднократно приходилось жить там несколько дней в их ожидании.
Так же с поездками в Краснодар: становилось известно о возможной операции, менялись все планы, я садился в машину и ехал.
Говорю это к тому, что и у нас в больнице порой в неурочное время возникает срочная необходимость консультации с теми, кто имеет больший опыт. В любой час мы можем позвонить нашим коллегам, которые помогали нам внедрить в каждодневную практику операции по пересадке органов, можем хоть ночью проконсультироваться с ними. Это важно; лучше перепроверить себя; зачем рисковать.
Вообще, все, что касается негативных исходов в трансплантологии, обществом рассматривается через увеличительное стекло. Когда что-то идет не так в других разделах хирургии, рассуждают так: ну, жизнь есть жизнь, тяжелый пациент… Здесь же – все по-другому. И мы видим, что в этом есть и социальная проблема.
– А если оперирующий хирург пришел на работу и плохо себя чувствует? Голова болит. Или живот…
– Ну, насколько плохо? Если совсем плохо, надо лечиться. А если обычное недомогание – человек так устроен, что мобилизуется и выполняет свою работу.
– Это плохой вопрос, даже боюсь его формулировать. В среднем как помогают людям эти операции?
– Вопрос абсолютно правильный. Человек должен знать, на что он идет, есть ли смысл рисковать или лучше пожить, сколько отпущено. Сроки функционирования донорского органа разные, это зависит от многих факторов.
Есть очень известная фотография, облетевшая весь мир: безумно уставший кардиохирург в операционной, сразу после пересадки сердца, которая длилась более 20-ти часов. И второй снимок – на нем тот самый пациент, спустя годы после операции.
Его хирург давно умер, а пациент полноценно прожил после пересадки почти 30 лет и умер в прошлом году в преклонном возрасте.
Другая известная история: Рокфеллер, который умер не так давно на 101-м году жизни, перенес 6 пересадок сердца, первая состоялась в солидном возрасте – ему было около 60-ти.
Если арифметически посчитать, каждого «нового сердца» ему хватало в среднем на 6 лет.
Но я думаю, что он вряд ли сдерживал себя в своих желаниях, рассчитывая, что ему сделают то, что он хочет, и тогда, когда ему понадобится.
У всех по-разному. Есть больные, которые живут долго. Но бывают совершенно необъяснимые ситуации; отторжение сердца или печени не удается обосновать или объяснить, в первую очередь – для себя.
Такое случается и в российской, и в мировой практике – в разные временные периоды после операции, хотя по всем данным ничего не происходит, всё идет хорошо, ему бы жить и жить, но срабатывают какие-то необъяснимые на сегодняшний день механизмы. Слава Богу, это нечасто бывает.
У нас был один случай. Пересадка почки. Почка начала работать отлично, но потом, постепенно, за 2 недели функция угасла, и объяснения мы не видели: все шло штатно. Консультировались с более опытными коллегами, подробно все рассказали, и нам ответили: да, такое бывает; даже в мировой практике по статистике 8-10% подобных случаев.
…Существуют статистические данные: 10 лет – выживаемость порядка 70%. Но все очень индивидуально.
– У вас толстые газеты лежат на английском. Насколько вы владеете языком?
– В достаточной степени. Не вся необходимая литература есть на русском. Читать на английском – одно дело; если что-то непонятно, можно покопаться и с помощью ссылок вникнуть. И другое дело, когда идет живое общение или лекция, здесь нет возможности уточнить непонятное в текущем режиме. Я дополнительно занимался и сейчас стараюсь языком заниматься; это необходимость.
– Курсы, стажировки за рубежом – насколько они полезны?
– Польза и целесообразность есть. При этом мне было очень приятно понять (например, в Германии), что мы не хуже в профессиональном плане, а в каких-то моментах даже лучше.
Однажды я попал с одним из немецких хирургов в операционную, оперировал с ним, и оказалось, что моя подготовка лучше. И он, не спросив, записал меня на все свои операции, пока я находился в Германии. Его цель была ясна – поучиться.
Моя цель была другая, пришлось вежливо извиниться и заниматься по своему плану. Но, конечно, у них тоже есть чему поучиться.
…Вячеслав Леонидович затронул эту тему, хочу ее продолжить: не только мы учимся за рубежом; есть широко известные в узких кругах истории, когда иностранные хирурги учились у наших великих докторов тому, чего никто в мире не умел.
Кристиан Барнард провел в ЮАР первую операцию по пересадке сердца, в одночасье вошел в историю и стал очень богатым человеком. А научился он всему у нашего Владимира Петровича Демихова, ученого-экспериментатора, который в эксперименте выполнил все возможные в трансплантологии операции. Первая монография по трансплантологии – его труд.
А известен Демихов, даже сегодня, в достаточно узком кругу профессионалов. Почему так? И почему это даже сегодня так?
Есть еще ряд советских ученых, хирургов, которые первыми разработали и выполнили уникальные операции. А широкую известность эти методики получили за рубежом и потом к нам вернулись как их методики.
Особенности нашей истории и менталитета в том, что ту известность и признание, которые должны были получить наши люди, они не получили. Это несправедливо; но это один вопрос.
Другой вопрос – чтобы мы извлекли уроки из истории.
Губернатор Василий Голубев и Министр здравоохранения Ростовской области Татьяна Быковская
на встрече с трансплантологами Ростовской областной клинической больницы 3 декабря 2017 года.
…Действительно, сотни тысяч людей и не слышали никогда фамилию, например, Барбухатти. Даже о Восканяне знают лишь специалисты. А Коробка? Лет двенадцать назад услышала достоверную историю.
Человек, высокопоставленный военный пенсионер, оперировался шесть или семь раз – в Москве, за рубежом; онкология. В итоге услышал: «больше ничего не можем». В Ростове ему назвали фамилию Вячеслава Леонидовича, сказали, что он творит чудеса (он уже работал в РОКБ). Пациенту терять было нечего.
Операция прошла успешно, и пациент потом еще жил, жил; может, и сейчас живет… Таких историй немало.
Ирина Нестеренко, журнал «Форум на Дону», февраль-апрель 2018 г.
Пересадка сердца. Что происходит после операции по пересадке сердца
содержание
Трансплантация сердца – процедура, при которой хирург удаляет сердце пациента и замещает его донорским. Во время операции механический насос заставляет кровь циркулировать по телу, в то время как хирург занимается пересадкой здорового сердца от недавно умершего донора.
Хирург присоединяет донорское сердце к основным кровеносным сосудам и подключает к нему провода, которые будут временно контролировать сердцебиение. Вся процедура занимает несколько часов.
Чтобы предотвратить отторжение донорского сердца, хирург даёт пациенту сильные медикаменты (иммунодепрессанты) сразу после операции. Подобные препараты пациенту будет необходимо принимать еще некоторое время.
2.Реабилитация после операции
Что ожидать после операции по пересадке сердца?
После операции по пересадке сердца процесс восстановления схож с другими операциями на сердце.
Скорее всего, вы проведёте пару недель в больнице. В некоторых случаях вам понадобиться больше времени в зависимости от того, как будет оценено состояние вашего здоровья и будут ли осложнения после операции. В больнице вы начнёте программу реабилитации при болезнях сердца. Ваши лечащие врачи будут проверять, приживается ли донорское сердце в вашем организме.
Реабилитация после пересадки сердца
Программа реабилитации поможет вам восстановиться после пересадки сердца и вновь стать активным.
Донорское сердце может реагировать на нагрузку по-разному. Пульс не будет расти так, как раньше. Сердцебиение будет приходить в норму также по-другому. Это происходит потому, что некоторые нервные связи, отвечавшие за контроль сердца, были разрезаны в ходе операции.
3.Показания к операции по пересадке сердца
Операция по пересадке сердца проводится тогда, когда сердце перестаёт работать и пациент находится на грани жизни и смерти. Трансплантация сердца также проводится, если у пациента серьёзная болезнь сердца и наилучшие прогнозы на выздоровление даёт только операция. Пациенту может быть рекомендована пересадка сердца, если у него:
- Терминальная стадия сердечной недостаточности, ишемическая болезнь сердца, кардиомиопатия или врожденный порок сердца.
- Низкие шансы прожить дольше оного года без пересадки сердца.
- Отсутствие любых других серьёзных медицинских причин, снижающих продолжительность жизни.
- Если лечащий врач считает, что пересадка сердца увеличит продолжительность и качество жизни.
В некоторых медицинских центрах кандидаты на пересадку сердца должны представить доказательства того, что они отказались от курения и/или не злоупотребляют алкоголем продолжительное время (4-6 месяцев), перед тем как их поставят в очередь на трансплантацию.
4.Риски при пересадке сердца
Основные риски операции по пересадке сердца включают в себя:
Отторжение донорского сердца. Чтобы проверить организм пациента, хирурги регулярно проводят биопсию тканей сердца, а также эхокардиографию, электрокардиографию или анализ крови.
Если организм пациента отторгает сердце, то прописываются дополнительные лекарства (иммунодепрессанты или стероиды), которые подавляют иммунную систему, чтобы она приняла донорское сердце. У этих лекарств могут быть побочные эффекты, самые серьёзные из которых – различные инфекции и развитие рака.
Атеросклероз артерий, который мог появиться в донорском сердце. Обычно это осложнение и одновременно – важный ограничительный фактор, который влияет на продолжительность жизни.
О чём стоит подумать
После пересадки сердца вы должны следовать строгим правилам жизни, в которые входит ежедневный приём лекарств и регулярный медицинский уход. Под медицинским уходом подразумевается постоянные анализы (биопсия) тканей пересаженного сердца в целях предотвращения отторжения.
Кандидаты на пересадку получают сердце в соответствии с датой постановки на учёт и серьёзностью заболевания. Также не стоит забывать о том, что количество донорских органов ограничено.
Как это работает
Для людей, прошедших необходимые тесты, операция по пересадке сердца обычно очень успешна. Примерно 9 из 10 человек живут как минимум год после операции. Примерно половина – более десяти лет.
У большинства людей повышается качество жизни после операции. Они активны, ведут общественную жизнь и возвращаются к работе.
Трансплантация – шанс на вторую жизнь
Сергей Готье – директор Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В. И. Шумакова.
Российский хирург и трансплантолог, специалист в области трансплантологии и создания искусственных органов, хирургической гепатологии, академик РАН, заведующий кафедрой трансплантологии и искусственных органов Первого Московского государственного медицинского университета им. И. М. Сеченова.
Председатель Общероссийской общественной организации “Российское трансплантологическое общество”. Доктор медицинских наук (1996), профессор. Заслуженный врач Российской Федерации. Дважды лауреат премии правительства РФ (2007, 2014). С. В. Готье называют ярким представителем школы академика Б.В.
Петровского, располагающим наибольшим в стране личным опытом выполнения трансплантации печени (более тысячи операций). Выполнил первые в стране трансплантации комплекса сердца – легкие, мультиорганные трансплантации и др.
Люди, перенесшие трансплантацию, всю жизнь помнят день, когда им заменили сердце, почку или печень, и отмечают его как второй день рождения. Но не всем, кто нуждается в радикальной хирургии, так везет. Операций по трансплантации органов у нас делают в десять раз меньше, чем требуется.
Что мешает развитию трансплантологии? Какие препятствия уже преодолены и что еще предстоит сделать? Обсудим тему с директором Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В. И. Шумакова Сергеем Готье. Мы вошли во всемирный регистр детских трансплантаций и находимся на пятом месте в мире.
14 февраля 2020 года будет ровно 30 лет с того дня, как вы сделали первую трансплантацию печени в России. Но даже после этого отечественная медицина не сразу включила трансплантацию в свой арсенал. Почему пересадка органов так трудно у нас пробивала себе дорогу?
Сергей Готье: Потому что вопросы донорства еще не были решены. Первую трансплантацию сердца Валерий Иванович Шумаков делал в 1986 году, и делал он ее на свой страх и риск. Советская медицина была в этом смысле достаточно консервативна, понятия “смерть мозга” тогда как бы не существовало
Критерием смерти человека, могущего стать донором, является смерть мозга?
Сергей Готье: Да. Хотя сердце может еще работать. Могут также работать и почки, и печень, но если наступила смерть мозга, то уже нет личности, нет человека.
Даже после того как смерть мозга была официально признана критерием смерти, органное донорство у нас не очень-то развивалось. Почему?
Сергей Готье: Более или менее нормально развиваться оно начало с 2006 года, после того, как утихло эхо скандала в 20-й московской больнице.
Что это был за скандал?
Сергей Готье: В 2003 году в 20-й больнице был инициирован захват дежурной бригады реанимации. Эта бригада констатировала смерть человека, у которого потом изымались почки. Врачей обвинили в незаконном изъятии органов у живого человека. То есть в убийстве в целях изъятия органов. Процесс длился три года. Всех оправдали, потому что там не было состава преступления.
Но в течение трех лет в медицинских учреждениях, обеспечивавших органное донорство, царила нервознейшая обстановка. Органное донорство, которое и так-то едва стояло на ногах, в те годы вообще рухнуло. Были лишь единичные случаи пересадок таких органов, как сердце или печень.
В ту пору, как бы компенсируя возникший провал, стали развиваться программы трансплантации от живых родственных доноров. В частности, нам удалось (я тогда работал в Центре хирургии им. Петровского) не только ввести в практику трансплантацию правой доли печени от живого донора для спасения людей от цирроза, но и практику, уникальную для России, – операции у детей с циррозом печени.
И сегодня мы полностью удовлетворяем потребность страны в данной области трансплантологии – спасении детей, страдающих циррозом печени на первых годах жизни.
Мы вошли сейчас во впервые созданный Международной ассоциацией трансплантации печени всемирный регистр детских трансплантаций и находимся на пятом месте в мире после стран со значительно большим населением: Китая, США, Индии и Бразилии, но впереди Испании, Франции, Великобритании, Италии, не говоря уже о Германии. И вообще я считаю детскую трансплантацию любого органа приоритетом.
Донорские органы – это национальный ресурс
Выходит, скандал в одной московской больнице мог на три года остановить развитие в стране целой области медицины?
Сергей Готье: Да, когда закончилась эта катавасия, начался рост числа трансплантаций, и в 2006 году было сделано уже 500 операций. Но более важную роль тут сыграло то, что понимание критериев смерти дошло, наконец, до какой-то части реаниматологов и неврологов.
С этого момента начинается увеличение числа трансплантаций. Оно очень прерывистое и зависит от чисто организационных моментов.
Как показывает мировая практика, трансплантация – это не столько идеология, не столько законодательство, сколько все-таки организация процесса, суть которого – предотвратить потерю возможности получить органы, если они пригодны для трансплантации.
Мы в своей трансплантологической среде называем донорские органы национальным ресурсом. Потому что это такой же ресурс, как уголь, нефть, золото. И этот ресурс направлен на сохранение жизни, сохранение населения России.
В странах, где трансплантация давно уже является неотъемлемой частью медицины, ни у кого не возникает никаких ментальных фрустраций от мысли, что если ты умрешь, то твои органы могут достаться кому-то другому. Это нормально, это гражданская позиция, которой мы, сколько ни бьемся, ни на уровне обывателя, ни даже на уровне некоторых ответственных руководителей добиться не можем.
Мы работаем по презумпции согласия
Для забора органа требуется согласие родственников?
Сергей Готье: Нет, существует презумпция согласия. Если, конечно, от родственников не поступает возражений/
А законодательные препятствия имеются?
Сергей Готье: Никаких законодательных препятствий нет. В декабре 1992 года Ельцин подписал закон о трансплантации органов и тканей человека, который действует до сих пор. Этот закон имеет один существенный недостаток. Он допускает возможность, но не предусматривает механизма прижизненного волеизъявления человека.
Он основан на презумпции согласия и провозглашает возможность человека или его родственников сообщить лечебному учреждению, в котором констатируется смерть, о том, что этот человек раньше не хотел быть донором. Достаточно расплывчатая формулировка. Тем не менее, если бы этого закона не было, нам сейчас с вами вообще не о чем было бы говорить.
Потому что тот прогресс в отечественной трансплантологии, то нарастание числа операций, которые мы сейчас наблюдаем, они идут на фоне имеющегося законодательства. Но дело здесь не только в законе. Дело в сознании людей. Готовность после смерти послужить людям – это должно воспитываться со школы.
Когда в Испании начинали трансплантировать органы, сколько было по этому поводу телевизионных передач, газетных статей! В Мадриде стояли вагончики, где добровольцы сдавали кровь. Это было общенациональное движение. Оно поддерживалось католической церковью и дало мощный толчок к развитию так называемой испанской модели донорства.
Эту модель мы пытаемся внедрить у нас, но население не готово. Мало кто понимает, зачем это надо.
Трансплантация наконец-то признана у нас областью медицины
Если существует презумпция согласия, то какая разница, готов ли человек к тому, что его печень потом еще кому-нибудь послужит?
Сергей Готье: Презумпцию согласия не мы придумали. Это одна из форм организации посмертного донорства во многих странах
Что она означает?
Сергей Готье: Если человек при жизни не выразил свою волю и если в случае его смерти родственники не против, то никаких препятствий для донорства нет. Но это совершенно не лишает родственников права прийти и заявить: мы против! В таком случае презумпция согласия действовать не будет.
Презумпция согласия, вероятно, существует только в отношении взрослых людей?
Сергей Готье: Да, несовершеннолетний не может выразить свое отношение к посмертному донорству. Поэтому было принято решение, что посмертное донорство органов у детей возможно только с согласия родителей
А если у ребенка родителей нет?
Сергей Готье: Тогда он не рассматривается в качестве донора. В ряде стран разные подходы к этому. Где-то такой же подход, как у нас – обязательное информированное согласие родителей. Где-то вообще презумпция согласия на посмертное донорство как факт, в том числе у детей.
В странах с такой системой: умер ребенок – всё, он является, независимо от родителей, источником донорских органов. У нас с 1 января 2016 года действует приказ минздрава о порядке констатации смерти мозга, в том числе у детей, начиная с первого года жизни.
То есть все законодательные и организационные вопросы детского посмертного донорства решены. Естественно, прижизненное донорство ребенка невозможно, это даже не рассматривается. Прижизненное донорство допускается только с 18 лет.
При том что еще не каждый донор может оказаться эффективным
Что такое “эффективный донор”?
Сергей Готье: Это посмертный донор, от которого пересадят хотя бы один орган. Не просто изымут, а пересадят. Изъять-то можно, но по каким-либо условиям он может оказаться непригодным для трансплантации
Говоря об эффективном доноре, вы имеете в виду успешную трансплантацию?
Сергей Готье: Я имею в виду состоявшуюся трансплантацию. И в соответствии с ростом числа диагнозов смерти мозга по стране растет число мультиорганных доноров, которые могут дать не только две почки, но и сердце, и печень, и легкие, и поджелудочную железу…
Именно число мультиорганных доноров отражает развитие трансплантологии.
До 2015 года вся эта работа по обследованию умершего на предмет возможности изъятия органов, вся поддержка, лекарственная и техническая, умершего человека, чтобы органы у него не были повреждены; операция по изъятию органов, консервация этого материала, доставка – все это было на основе полной самодеятельности и энтузиазма тех лечебных учреждений, которые занимались трансплантацией. И, соответственно, на основе понимания необходимости этого процесса руководством тех больниц, которые выступали донорскими базами. С 2015 года работы по донорству в России являются медицинской деятельностью и финансируются из федерального бюджета. Это для нас явление эпохальное. Во-первых, у больниц появился стимул. Во-вторых, наконец-то трансплантация и донорство вышли из какой-то непонятной тени, которую постоянно на них накидывали. И с этого момента число трансплантаций в Российской Федерации стало возрастать на двести операций в год
Сколько сейчас операций по трансплантации органов производится в России за год?
В России большой дефицит донорских органов?
Сергей Готье: Мы не имеем права говорить, что у нас дефицит донорских органов. Потому что мы их не используем. Этот дефицит создается искусственно, ментально, организационно и просто по разгильдяйству. Наша задача как ведущего центра трансплантологии помочь государству, министерству здравоохранения внедрить всю эту технологию, идеологию в регионах. Чем мы и занимаемся.
Все те 29 центров, которые существовали до моего прихода сюда, были организованы нашим институтом, который тогда возглавлял Валерий Иванович Шумаков. Мы его дело продолжили. И сейчас этих центров уже 60. Вдвое выросло за 11 лет.
Есть несколько регионов – Кемеровская область, Екатеринбург, Новосибирск, Краснодар, Красноярск, Ростов, Петербург, где пересадка органов вошла в постоянную практику. Некоторые центры пока выполняют лишь несколько операций в год. А некоторые уже работают вовсю. Возьмите, к примеру, кемеровский центр. Там по почкам почти полностью удовлетворяют потребность Кемеровской области.
Развиваются и другие программы – печень, сердце. Я все время подчеркиваю, когда встречаюсь с администрацией, министрами здравоохранения субъектов Федерации, что они недостаточно активно действуют, что у них задолженность перед населением очень большая. Эта задолженность в основном касается трансплантации почки. В регионах ее делают недостаточно.
А в Москве за год примерно 500-600 почек пересаживается, из них около 100 – детям. В Москве работает система, аналогичная испанской, к которой мы стремимся. Это организация органного донорства в ряде больниц, где оно просто приказом Департамента здравоохранения вменено в обязанность. Конечно, хотелось бы, чтобы этих больниц было больше. И мы в конце концов придем к этому.
У нас огромные листы ожидания. Организация органного донорства возможна в любом регионе. Сейчас многие губернаторы, из новых, молодых, очень интересуются этим вопросом и встречают возможность развития у себя трансплантационной программы на территории как нечто передовое, правильное.
Конечно, все здесь зависит от главных врачей больниц, от хирургов, которые хотят это делать и которые к нам приезжают десятками на обучение. Они у нас все время “пасутся”. Например, позавчера у нас в центре было пересажено 186-е в этом году сердце. В прошлом году мы пересадили 197. Мы уже давно являемся мировыми лидерами по трансплантации сердца. Больше нас никто не делает.
Тем не менее мы пока не можем полностью обеспечить потребность страны. Да, наш центр пересадит 200 сердец. Ну, Питер сделает 15-20 пересадок. Еще несколько центров в регионах по 5-10. Итого получается, что мы в стране “делаем” около 300 сердец. Это треть национальной потребности. Хотя даже меньше, чем треть, потому что мы не знаем, сколько вообще пациентов нуждаются в пересадке.
Не все из них доезжают до нас. Не всех направляют. Но я должен еще раз подчеркнуть: трансплантация невозможна без донорских органов. Они были и остаются нашим национальным ресурсом. Задачей нашего Национального центра является внедрение практики трансплантации органов в возможно большем числе регионов страны.
Сейчас в результате постоянного тесного взаимодействия с профессиональным сообществом мы фактически онлайн имеем информацию о всех трансплантациях органов в стране, их особенностях и результатах. И постоянно проверяем соответствие этих данных электронной Общероссийской системе учета донорских органов и трансплантаций Минздрава России, которая уже третий год является обязательной для заполнения всеми центрами, регистрам высокотехнологичной медпомощи и лекарственного обеспечения.
Источник: RG.RU
Даже пересаженное сердце способно любить. Кристиан Барнард
Риск первопроходца
О том, что первопроходцев венчает слава, известно всем. Однако мы не всегда задумываемся над тем, как это сложно, ответственно, а зачастую и рискованно — идти нехоженым путём.
Кардиохирург из ЮАР Кристиан Барнард, впервые осуществивший успешную пересадку сердца от человека человеку, ни на минуту не забывал об этом.
Но врач годами, упорно, через неудачи и сомнения, шёл к своей цели и, в конце концов, добился желаемого, навсегда вписав своё имя в историю медицины.
Это событие произошло в госпитале Кейптауна. К тому времени Барнард провёл уже более полутора тысяч операций на сердце и активно экспериментировал с пересадкой этого органа собакам.
«До 1986 года доктор Демихов руководил лабораторией, в которой разрабатывали методы трансплантации почек, печени, конечностей, желез внутренней и внешней секреции». Цитата из материала «Не измени себе… Человеческий подвиг Владимира Демихова»
Первым человеком, которому Барнард решился пересадить донорское сердце, стал его 54-летний пациент Луис Вашкански. На фоне сердечной недостаточности и сахарного диабета в тяжёлой форме пережитые им несколько инфарктов практически не оставляли Луису шансов на будущее, счёт жизни шёл буквально на недели. Поэтому мужчина согласился на операцию не задумываясь.
Первая пересадка
Донором стала 25-летняя сотрудница местного банка Дениз Дарваль: девушку сбил на автомобиле нетрезвый водитель, её череп был безнадёжно повреждён, но сердце оказалось не тронутым. Подписывая согласие на трансплантацию, отец несчастной проявил незаурядное мужество: если вы не в состоянии спасти мою дочь, сказал он, попробуйте хотя бы сохранить жизнь этому мужчине.
Донором стала 25-летняя сотрудница местного банка Дениз Дарваль
Около часа ночи 3 декабря 1967 года Кристиан Барнард начал первую в мире пересадку сердца человеку. Операция длилась, по разным источникам, от пяти до семи часов, врачу помогали двадцать с лишним специалистов-медиков.
Луис Вашкански и Дениз Дарваль
Самыми напряжёнными стали минуты, когда к пересаженному сердцу подсоединили все сосуды. Первыми начали сокращаться предсердия, потом заработали желудочки, у больного появился пульс…
Продолжение пути
Однако первый опыт нельзя было назвать вполне успешным: Луис Вашкански умер на 18-й день после операции от тяжёлой двусторонней пневмонии. Вскрытие показало, что пациент умер от двусторонней пневмонии, вызванной ослаблением иммунной системы.
Уже через месяц кардиохирург проводит вторую аналогичную операцию. Его новый пациент, Филипп Блайберг, прожил с новым сердцем более полутора лет и даже успел написать книгу о своих ощущениях.
Среди тех, кому Кристиан Барнард пересадил сердце (операция была проведена в 1971 году), дольше всех прожил Дирк ван Зыл — рекорд составил 24 года.
Жизнь после операции
Вслед за Барнардом хирурги многих стран с энтузиазмом начали заниматься пересадкой сердца. Однако зачастую должной профессиональной подготовки врачам не хватало, и летальных исходов оказалось немало. Лишь появление практического опыта в проведении таких операций и появление новых, более совершенных иммунодепресантов позволили заметно снизить процент смертности пациентов.
Статистика пересадок сердца в мире, основанная на рабочих данных Всемирной организации здравоохранения, говорит о том, что в среднем таких операций в мире делается сегодня около 5400 каждый год. С новым сердцем живут уже более 55 000 человек.
Ежегодно в мире пересадок сердца делается около 5400
Однако трансплантация главного человеческого органа — это только полдела. Период после операции протекает непросто, так как зачастую медицина вынуждена сталкиваться с последствиями пересадки сердца.
Чтобы добиться приживаемости донорского органа, пациенту назначаются подавляющие иммунитет сильные препараты, а это довольно часто провоцирует развитие вирусных, бактериальных или грибковых инфекций.
Рокфеллер пережил пересадку сердца 6 или 7 раз, и ещё дважды трансплантацию почек. Так ли это? Читайте здесь
Но всё же у большинства людей, перенесших такую операцию (82–85%), есть перспективы прожить ещё 10-20 лет. А представители ассоциации кардиологов в Нью-Йорке опубликовали данные, согласно которым, 70% людей с донорскими сердцами после успешно пройденной реабилитации возвращаются к привычному образу жизни и даже работают без ограничений.
Хирург, благотворитель, писатель
Кристиан Барнард прославился не только как кардиохирург. Уже после получения мирового признания он много и плодотворно занимался благотворительностью. На его средства созданы и продолжают помогать людям во всех уголках планеты различные фонды: помощь получают онкологические клиники, малообеспеченные семьи.
Кристиан Барнард, Майкл Дебэйки и Адриан Кантровиц перед записью передачи «Лицо нации», 24 декабря 1967 года
Кроме того, Кристиан Барнард написал не только 250 научных трудов, но и стал автором 15-ти художественных книг. Наибольшую известность принёс ему роман «Нежелательные элементы», повествующий о непростой истории двух врачей в ЮАР времен апартеида.
В общей сложности Кристиан Барнард стал обладателем 36-ти престижных наград, полученных им в двадцати с лишним разных странах. Ему вручены более семи десятков золотых, серебряных и бронзовых медалей, а 26 городов мира сделали его своим почётным гражданином. Умер врач 2 сентября 2001 года от сердечного приступа, спровоцированного астмой.
- Игорь Чичинов
- Редакция рекомендует:
- Человек глобального размаха. Святослав Фёдоров
- Продать всё – спасти миллионы. Как был открыт инсулин
- Чулпан Хаматова: помочь может каждый
Загрузка...
